Анна Дмитрова: «На гуманитариях держится мир»

В 2023-м году Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ возглавила Анна Дмитрова. Она рассказала о перспективах гуманитарной науки и о том, почему иностранных студентов интересует русский язык.

– Филолог Михаил Гаспаров сказал: «Естественные науки существуют, чтобы человечество не погибло от голода, гуманитарные – чтобы не погибло от самоистребления». Глядя на современный мир, начинает казаться, что гуманитариев слушают все меньше.

– Я согласна с этим утверждением и полностью поддерживаю мысль Михаила Гаспарова. Мне кажется, что современность иллюстрирует трагедию гуманистического мировосприятия, что сказывается и на отношении к филологии как гуманитарной науке. Она относится к категории наук о духе, в отличие от естественнонаучных дисциплин, которые изучают природу. Трагическое непонимание важности гуманитарного знания хорошо описано Тургеневым в образе Базарова – человека, который сконцентрирован на рациональном постижении мира. Он отказывает себе в гуманистическом отношении к действительности и в конечном счете становится несчастным. Сегодня нам точно не хватает гуманности, эта проблема становится все шире. В связи с этим мне хочется вспомнить об Андрее Сахарове, который, будучи выдающимся естествоиспытателем, пришел к пониманию, что без осознания ценности человека, которая превыше всего, никакая наука не имеет смысла. 

– Похоже, что в споре физиков и лириков гуманитарии проигрывают – достижения ученых чаще всего связывают с естественными науками. Скажите, какие доводы можно привести, чтобы убедить в перспективности гуманитарного знания?

– Разговор о противостоянии физиков и лириков чаще всего инициируется гуманитариями, которые, видимо, ощущают свою ущемленность. Я в принципе не сторонник разделять людей на типы – в человеке должна быть определенная гармония. Просто у гуманитарного и естественнонаучного знания разный объект исследования. Гуманитарии вступают во взаимоотношение с субъектом, то есть человеком или обществом, а естественники, прежде всего, изучают неодушевленные объекты. Нужно понимать, что литературное произведение – неиссякаемое пространство для множества интерпретаций, каждый исследователь находит в нем что-то новое и раскрывает его со своей точки зрения. Это всегда непаханое поле, и филологическое знание занимается приращением смыслов. А если мы говорим о естественных науках, то любой объект рано или поздно исчерпывается.

Исследовательский смысл гуманитарных наук находится в попытке найти диалог с другим. Филология позволяет настроить эту коммуникацию – мы работаем с большим количеством текстов, анализируем их и учимся критически воспринимать. Умение вести диалог напрямую связано с уровнем гуманитарного знания. Глобальной проблемой стало неумение наладить общение, невозможность понять другого человека – в широком смысле, как представителя другой культуры или времени. Причиной этого я считаю провалы в гуманитарной сфере, отсутствие у людей необходимого инструментария и навыка. Для того, чтобы он появился, нужно, прежде всего, вступать в диалог с книгой.

Недавно мы со студентами педагогического направления пытались определить, почему они выбрали для себя путь «наук о духе». Студенты говорили, что, когда они делали выбор, хотели быть на стороне этического и эстетического восприятия жизни. Им кажется, что в обществе есть определенный дефицит гуманности, и они рассматривают свою профессиональную деятельность как миссию. Любое гуманитарное знание связано с мессианской идеей – трудно найти чисто прагматичные доводы в пользу такого выбора. Конечно, у филологии как науки есть перспективы – в отличии от другого знания она никогда не умрет потому, что занимается отношениями между людьми. Здесь не может быть унификации – отвечая на наши вопросы, компьютер дает нам усредненный ответ, по сути, комбинацию уже существующих текстов. Мы так не мыслим, у каждого человека есть свое понятийное поле, повторить которое машина никогда не сможет. Развитие искусственного интеллекта может лишь стать правильным вызовом для тех, кто выберет гуманитарное направление науки. 

– Зачем нужен журналист сегодня? Чему надо учить современного журналиста?

– Журналистика – такая же профессия будущего, как и другие гуманитарные профессии. На недавней конференции в МГУ мы обсуждали, смогут ли заменить журналистов GPT-чаты, нейросети и другие компьютерные инновации. Да, возможно, они возьмут на себя часть механической работы, например, расшифровки аудиозаписей, но сделать из них статью может только автор. У каждого из журналистов есть свой авторский стиль и язык, взгляд на проблему или точка зрения. Если мы хотим точно понимать, что происходит в обществе, получать уникальный продукт анализа, у нас будет живая потребность в журналистике. Для журналистов всегда – раньше и сейчас - категорически важно умение работать с текстом, в том числе трансформированным в новой реальности. Это базовый навык, который должен осваивать будущий журналист. Мы говорили с деканом факультета журналистики МГУ Еленой Вартановой, что должно сегодня лежать в основе журналистского образования – социология или литература. И пришли к выводу, что это должен быть, прежде всего, литературный текст, понимание, как он строится, кто такой автор и что от него хотят читатели. Вот знания, которые всегда были и будут нужны журналисту.

– Расскажите о новых направлениях обучения в институте, например, о компьютерной лингвистике, и чем в перспективе могут заниматься специалисты этой отрасли.

– Значение гуманитарных наук иногда недооценивается, а ведь без языкознания, например, нельзя было бы научить смартфоны понимать нашу речь. Филологические исследования сделали возможной работу нейросетей и многих других уже привычных для нас сервисов. Сейчас компьютерная лингвистика решает задачи, связанные с созданием искусственного интеллекта и это, прежде всего, обработка большой базы данных или Big data. Для того, чтобы компьютер в ответ на ваш запрос сгенерировал тот или иной ответ, нужно, чтобы человеческий интеллект создал хранилище информации, из которой машина сможет выбирать нужные варианты. Искусственный интеллект нужно научить тому, какие словесные конструкции и откуда доставать, как их правильно соединять в предложении и так далее.  

Сейчас компьютерные лингвисты нашего института занимаются так называемой семантической разметкой чеховских текстов. Это большой проект Chekhov Digital, который делается совместно с Высшей школой экономики. Оцифровка литературного наследия ценна сама по себе, при этом компьютер нужно научить анализировать и систематизировать содержание произведений. Для этого текст размечается по определенным смыслам, которые могут быть интересны исследователям. Условно говоря, мы берем определенные контексты, например, связь чеховского стиля с его личностью, и делаем их узнаваемыми. После этого в большой базе данных чеховского текста можно найти определенные конструкты и предложения по интересующей нас теме так же, как пользователи ищут что-то в сети по хэштегам.

Это нужно не только для улучшения работы голосовых помощников, таких как «Алиса» или «Маруся». Прежде всего данный проект важен исследователям потому, что облегчает доступ к большому массиву данных. В этом смысле компьютерная лингвистика работает, в том числе, на филологию, то есть сама на себя. Оцифровкой своих баз данных в нашем институте сейчас занимаются фольклористы и диалектологи, а также кафедра сравнительного языкознания. Студенты и преподаватели работают с огромным архивом, который годами собирался в фольклорных экспедициях. Все эти материалы лягут в основу библиотек будущего, где произведения будут объединяться по общим признакам.

– Какие иностранные языки сейчас наиболее популярны среди обучающихся?

– По понятным причинам, в том числе геополитическим, сейчас популярны восточные языки – арабский, китайский, корейский и другие. Но я всегда говорю о том, что в нашем институте сложилась сильная школа языков европейских – английского, испанского, немецкого и французского. Нам очень хочется не потерять эти языки и направления в гонке за новыми веяниями. Совершенно очевидно, что сейчас мы повернуты на Восток, но, возможно, однажды снова повернемся к Западу. Игнорировать существующие тенденции мы не можем и очень рады, что сейчас есть возможность сохранять французский язык благодаря интересу к Африке. Надеемся, что немецкий язык нам тоже удастся сохранить, по крайней мере, мы стараемся все для этого делать. Думаю, что человеку, для которого важна языковая компетенция, нельзя забывать о западноевропейских языках. Они по-прежнему превалируют в международном общении, ведь восточные языки – это совсем другая языковая парадигма, их можно изучать параллельно.

Раньше все, кто поступал на зарубежную филологию и лингвистику, сдавали на вступительных экзаменах английский язык. Выбор других европейских языков происходил уже во время учебы в институте. Свобода этого выбора была для студентов ограничена, ведь группа не может быть безразмерной. В этом году мы будем набирать непосредственно на тот язык, который заявлен в программе. Допустим, формируется группа французский плюс арабский, соответственно, у абитуриента сразу же появляется возможность пойти по данному направлению, выбрав язык на первом этапе обучения. При формировании этих пар языков мы руководствовались статистикой. Она показывает стойкий интерес к китайскому и английскому языкам, чуть меньший к немецкому и французскому, но все-таки он сохраняется. Слава Богу, есть ребята, которые понимают, что специалисты в этой области тоже будут востребованы.

– В Институте филологии, журналистики и межкультурной коммуникации учится много студентов из-за рубежа – в его коридорах часто слышна иностранная речь. Представители каких стран чаще всего выбирают это направление и какие дисциплины их интересуют в первую очередь?

– Прежде всего, отмечу нашу дружбу и сотрудничество с Китаем и Туркменистаном, откуда традиционно прибывает наибольшее количество наших студентов-иностранцев. Есть ребята из других стран восточного сектора, Африки и Южной Америки, но их не так много. Студенты Китая и Туркменистана отмечаются стойким интересом к направлению «Русская филология». В основном это преподавание русского языка и литературы, видимо, оно сейчас востребовано в этих странах. Не только мы повернулись в сторону Востока, но и Восток тоже нас изучает, поэтому и повышается обоюдный интерес.

В этом году у нас был очень большой конкурс, мы потратили достаточно продолжительное время на отбор туркменских студентов, среди них действительно был ажиотаж. Как правило, у них практически нулевое знание русского языка - потому, что в Туркменистане он уже не используется для межнационального общения. Те, кто владеет языком на разговорном уровне, – выходцы из семей, где еще говорят по-русски. Но в системе этого нет, поэтому программа по русской филологии для иностранных студентов была адаптирована под тех, кто практически на знает языка. Среди студентов из Средней Азии встречаются представители так называемых русскоязычных, то есть потомки русских, которые там жили. Но в большинстве это уже представители титульных наций, иногда это ребята, у которых один из родителей русский.

– Есть ли у института проекты по взаимодействию с вузами новых территорий и на что они прежде всего направлены? Как «состыковать» программы, по которым учат журналистике у нас и до последнего времени учили в присоединенных регионах?

– В нашем институте был проект по Горловке, инициированный на распространение русского языка и литературы, возвращение этих традиций и знаний. Сейчас специального проекта для регионов Донбасса и Приазовья нет, однако, у нас учится большое количество студентов оттуда. Для ребят из новых территорий не существует особых преференций и специальных условий поступления, они поступают на общих основаниях. Сегодня это граждане Российской Федерации.

У нас сложились плотные связи с Донецким и Луганским университетами, часть наших сотрудников является выпускниками этих вузов. Среди них назову молодого доктора наук Олега Миннуллина из Донецка, а также Екатерину Ульянову из Луганска, которая входит в научную группу, работающую с грантом РНФ. Коллеги активно включились в жизнь института, и мне кажется, что это для нас ценное приобретение. Совместные мероприятия с вузами Донбасса у нас проводились, связи сохраняются в частном порядке, а о каких-то общих программах стоит подумать в будущем.

Если говорить об учебных программах для журналистов, которые использовали коллеги на присоединенных территориях, то с ними не приходилось сталкиваться. Скорее всего, у ребят оттуда можно отметить мировоззренческую разницу, они иначе воспитаны, и это ощущается – дети выросли в совсем других условиях. Хотя с 2014 года прошло достаточно много времени, и для тех, кто жил в ДНР и ЛНР, эта разница не так заметна. Есть студенты, которые переводятся к нам, но расхождение в учебных планах не столь существенно. Если говорить формально, оно меньше, чем с программами Высшей школы экономики или Санкт-Петербургского университета. Сегодня у каждого из российских вузов есть возможность прописывать учебные курсы в рамках своих интересов. Хотя у нас есть определенный государством стандарт, мы понимаем, что каждый вуз делает акценты на разных вещах, поэтому программы могут расходиться.

– Вы приняли в этом году руководство институтом, какие задачи поставлены перед его коллективом и как планируется их решать?

– Наш институт в целом представляет собой достаточно сложное образование, которое включает в себя самые разнообразные направления подготовки. Одна из крупных задач нашего института заключается в воспитании и обучении «университетского человека». Это человек с гуманистической картиной мира, готовый занять собственное место в нашем обществе и осознающий свою ценность для государства и своей семьи. Фраза Михаила Гаспарова хорошо иллюстрирует мысль, что на гуманитариях держится мир. Наш институт как раз и должен выпускать людей, готовых на деле отстаивать моральные и эстетические принципы. Конечно, при этом никто не отменяет необходимость профессиональных компетенций для наших выпускников. Миру нужен диалог, будем надеяться, что в институте межкультурной коммуникации мы научимся сами и научим наших студентов договариваться. 

Текст: Аркадий Кузнецов