Генеральный директор «Эксперт ЮГ», главный редактор поэтического медиа Prosodia, писатель и выпускник филфака РГУ Владимир Козлов о роли высшего образования, будущем журфака и проблемах «хрустальной вазы» — для медиацентра ИФЖиМКК.
Как деловое издание работает со студентами
— В «Эксперт ЮГ» вы принимаете на практику студентов, у которых зачастую нет опыта работы в серьёзных деловых изданиях. Как вы строите процесс обучения?
Студенты попадают к нам неорганизованно, приходят поодиночке и спрашивают «можно ли пройти практику». Это очень неудобно для редакции, мы не понимаем, сколько будет человек и на какой период, и поэтому раньше процесса обучения не организовывали. Если человек пришёл один, его прикрепят к какому-то отделу, где он будет получать задания непосредственно от руководителя, выполнять их и пытаться себя проявить. Такая система не очень работает. Было бы отлично, если бы мы от института могли получать сформированную группу людей, которые идут на практику. В таком случае можно чётко строить процесс обучения, потому что на самом деле, когда в интенсивно работающей редакции появляется необученный человек, которому нужно отчитаться перед университетом, это стресс. А если студент ленив, он попросту мешает работать, потому что думает только о своих отметках.
В этом году мы подошли иначе: получили несколько заявок на прохождение практики из разных источников, собрали студентов в группу и усилили их обучение открытым предложением — Школой аналитической журналистики. Мы решили, что, если нам нужно научить этих людей базовым понятиям, пусть нас будут слушать не пять, а 25 человек.
— Какие качества вы цените в практикантах и в соискателях?
Не все люди, которые учатся журналистике, готовы быть журналистами. Поэтому первое и самое важное, человек должен ощущать в себе любопытство по отношению к тому, как устроены процессы во внешнем мире. Без огонька любопытства невозможно развиваться в этой профессии, и на практике очень быстро становится понятно, интересно ли человеку в чём-то разбираться. Это даже не компетенция, и не вопрос мотивации, это про внутреннее отношение к миру, про уровень интереса к происходящему.
Второй момент. Есть определённая разница между тем, как старшекурсники воспринимают себя, и как их воспринимают работодатели. В университете есть хорошая поддерживающая среда, и любой умненький ребёнок, находясь в этой среде, склонен переоценивать свою ценность на рынке. А для работодателя он чужой человек, который ничего не может продемонстрировать и ничего не умеет делать. Вот эта разница между жёсткой оценкой работодателя и искажённым восприятием себя отсеивает очень многих. Потому что со студентом, который пришёл на практику, неся себя, как хрустальную вазу, ничего не получится сделать. Человек должен адекватно себя настроить: ты пришёл получить опыт, и всё наше занудство и наша, может быть, не самая приятная энергия направлены на то, чтобы этот опыт извлекался.
Третий момент. Как правило, хорошо, чтобы человек мог по-русски написать предложение без ошибок. Это колоссальное конкурентное преимущество. А если он абзац может написать без логических, речевых и грамматических ошибок, — у него значительное преимущество. Дальше можно сосредоточиться на умении работать с источниками, разбираться в предметной области, но если вся энергия журналиста будет уходить на то, чтобы правильно написать предложение, путь будет значительно длиннее и затратнее — и для человека, и для нас.
— Этих трёх критериев достаточно, чтобы стать хорошим журналистом?
В журналистике есть такая особенность, что можно хорошо зарабатывать, только если ты «звёздочка». Если ты «середнячок», то зарабатываешь ты скорее всего мало. Журналистика, к сожалению, не самая богатая сфера, поэтому требуется сиять — только это позволит выдвинуться. Я сам был такой «звёздочкой», иначе не смог бы так долго продержаться в медиа. Сейчас вижу колоссальное количество бедолаг, которые просто влачат существование в этой сфере, поэтому вопрос, на каком уровне в этой сфере ты хочешь быть, очень важен. И исходя из этого, нужно прикладывать определённое количество усилий, упорно развивать навыки.
В журналистике есть такая особенность, что можно хорошо зарабатывать, только если ты «звёздочка».
В нашей работе все-таки много ремесла. Это занудная вещь, потому что ремесло требует дисциплины. Это не движение по течению, это про культуру труда. А сегодняшнее представление культивирует не её, а скорее стиль жизни «лови свою удачу», который не предполагает создания фундаментальных умений. Человек выбирает не профессию, а стиль жизни, и ищет работу, которая бы не мешала ему жить так, как он хочет себя видеть. Может быть, здесь есть что-то здравое, но подготовке специалистов высокого уровня это безусловно мешает.
— Когда к вам приходит бакалавр с красным дипломом, но без опыта работы в медиа, что вы с ним делаете?
Я готов дать возможность проявить себя очень многим. Сначала мы разговариваем про то, чем человек занимался, в том числе в научной сфере. Если он получил диплом, значит он написал квалификационную работу по какой-то теме, в которую вникал. Я рассматриваю выпускные работы, как способность человека разобраться в сложной сфере. Особенно, если приходят люди с научными степенями, это лично для меня значимый показатель. Достаточно несколько минут поговорить о предмете исследования, чтобы понять, насколько свободно в нём разбирается человек. Поэтому красный диплом, защищённая диссертация — это плюс к портфолио или резюме кандидата.
Другой вопрос: а почему при этом у него нет опыта? Если человек впервые задумался о работе, только получив красный диплом, у него скорее всего будут проблемы. Особенно, если это журналист. Возникает вопрос: «А где ты был всё это время?». Учился 4 или 6 лет журналистике, и о тебе никто не знает? Ты должен был заявить о себе в разных редакциях, и тогда уже логично, что к моменту, когда ты закончил, издания готовы сделать предложение о работе. В «Эксперте Юг» есть такой кейс: мы дождались, когда девушка закончит магистратуру, и приняли её в штат, до этого она работала и проявляла себя на внештатной основе. Для меня это идеальный вариант. Но несмотря на отдельные успехи, я считаю, что системной работы с работодателем университету не хватает. Очень сложно со стороны ориентироваться в том, как устроены процессы в университете.
— Система тестовых заданий работает для журналистики? Можно ли посредством тестового понять потенциал и реальные знания соискателя?
Это помогает понять, стоит ли пробовать работать, потому что портфолио, с которым приходят люди — это микс заслуг автора и неизвестного редактора. Я обычно прошу изучить нашу информационную ленту и предложить три анонса потенциальных заметок, это позволяет увидеть, насколько человек понимает специфику форматов и поводов. По тому, что человек отбирает, мне многое о нём понятно. Если этот уровень пройден, мы утверждаем одну из тем — и пишется заметка. Её можно писать неделю, месяц, год — и тут тоже всё сразу понятно. Можно прислать её в день получения задания в диком виде, а можно — на следующий день в идеальном состоянии. Вариантов развития событий много, но по этим двум этапам всё понятно. Если эти этапы кандидат проходит, он принимается на испытательный срок. А уже в период испытательного срока мы присматриваемся друг к другу, человек проходит адаптацию и выходит на определённый объём работы. Воронка слишком широкая, отсев большой. Задание, которое я описал, на мой взгляд, довольно легкое и абсолютно стандартное, но выбывает до 99% соискателей.
— Этим летом вы провели первый поток Школы аналитической журналистики. Как оцениваете результаты?
«Вау эффекта» не было, но мы будем продолжать работать. Добавим продвижение и фильтры для участников. Чтобы отсеивать немотивированных людей, участие будет платным, за символическую цену, но тем не менее.
— Какая группа учеников, студенты или опытные предприниматели, показала себя лучше?
Я бы сказал, что очевидно более мотивированными были те участники, которые параллельно со Школой проходили у нас практику. Наилучший результат показал именно практикант. Среди других участников, в том числе студентов, немало тех, кто пользовался возможностью ничего не делать. А как я их заставлю? Я могу только взять с них деньги на старте и оставить ответственность за результат на них самих. Взрослые осмысленные люди, работающие в бизнесе, были довольно активны. Это вполне перспективная аудитория, эти люди пришли добрать аналитических компетенций и включались на разных этапах: кто-то предлагал темы, кто-то активно обсуждал, кто-то начал писать. Сейчас от одного бизнесмена жду интервью, потому что, как оказалось, расшифровка разговора это совершенно непривычный вид деятельности для бизнесмена, поскольку надо пальчиками стучать и набивать целое интервью.
— Почему вы создали Школу? Вузы не учат журналистов работать с аналитикой, или на всём рынке нет кадров?
Мы скорее создали не школу, а некую программу, которую готовы повторять в определённом объёме практически в любое время и в любом месте. Главная причина, конечно, в том, что аналитика — это самое сложное, что есть в журналистике, и я не знаю, где этому учат. Когда я сам руководил магистерской программой «Журналистика. Социальные медиа» в ЮФУ — там была аналитическая журналистика, я знаю, кто её вёл, это был я сам. Но таких курсов больше нет. И выходит, что на рынке есть журналисты, а готовых кадров для нас нет. Приходят мотивированные и образованные люди, но при любом раскладе их приходится доучивать. Тяжёлый вход — это проблема аналитической сферы. Многие хотят попробовать, поэтому мы провели Школу, чтобы позволить людям заглянуть в нашу кухню, дать возможность попробовать без ущерба себе или редакции. Нам кажется, что это может дать нам преимущество на рынке кадров.
— Prosodia и «Эксперт ЮГ» сотрудничают с ЮФУ. Расскажите про успешные кейсы с участием студентов.
Мы взаимодействуем через медиацентр ИФЖиМКК, которым руководит Андрей Рослый (Прим. ред. — руководитель медиацентра ИФЖиМКК). Было предложено сделать проект, при котором мы могли бы развивать социальные сети Prosodia в рамках проектной деятельности студентов. Особенно на начальном этапе это очень помогло, потому что поиск почти не видел наш сайт, и до 70% трафика приходило из соцсетей, а их вели студенты. Студенты продолжают развивать наши аккаунты, поддерживать их жизнеспособность.
«Эксперт ЮГ» же покупает услуги по сопровождению в соцсетях, ведению видеотрансляций и фотосъёмки с конференций. Мы состоим в коммерческих отношениях и даём возможность сотрудникам медиалаборатории университета проверить свои компетенции в реальном СМИ. За результатом нужно постоянно следить, поскольку есть проблемы с включённостью работников, но это однозначно имеет и обучающий смысл, и смысл для работодателя.
О ценности высшего образования и проблемах журфака
— Как вы считаете, высшее образование определяет вектор развития личности?
Однозначно. Невозможно просчитать, как именно, просто важно заниматься тем, что нравится, и это как-то окупится. Вообще, в чём смысл высшего образования? Это шанс вникнуть в то, что наработало человечество в той сфере, которая тебе интересна. А наработано в любой сфере колоссально много. Поэтому, если ты никогда не сподобишься в этом разобраться и понять, как всё устроено, какие рабочие идеи есть, то больших результатов на любой траектории сложно показать. Выбор образования — это не выбор профессии, но выбор сферы, в которую человек будет вникать. В своё время я выбирал филологическое образование как то, которое позволит мне вникать в сферу литературы. Ещё меня интересовало книжное дело. Я поступал на отечественную филологию, и на рекламном модуле среди видов деятельности, которые можно освоить, увидел издательское дело и подумал, чтобы это моя цель. Уже потом я понял, что на отечественной филологии издательскому делу не учат. Но кто я сейчас? Я издатель во всех его проявлениях.
Я довольно много занимался наукой, защитил две диссертации, поэтому хорошо представляю, что такое исследование, из чего оно состоит и как проводится. Не говоря о том, что обе мои темы были о поэзии, и сейчас я делаю медиа о поэзии. Знал ли я тогда, что это выльется в журнал о поэзии? Нет. Я просто делал следующий шаг в развитии, исходя из идеи, что готов погружаться в тему литературы. Но очень сложно убедить себя двигаться дальше, когда испытываешь отвращение к теме, поэтому главный критерий выбора образования — это интерес: должно хотеться «закопаться» в сфере.
Выбор образования — это не выбор профессии, но выбор сферы, в которую человек будет вникать.
— Вы описываете идеальный вариант, при котором человеку нравится его направление. А в случае с теми, кто после вуза не работает по специальности, — учёба оставляет след на личности?
Вы знаете, это очень зависит от человека. Есть те, кто каждый год хочет начинать новую жизнь, забывая о старой, и для них важно перешагивать через предыдущий опыт, стирая его начисто. На таких людей высшее образование не будет влиять, потому что они не используют его в дальнейшей жизни. Ещё есть люди, которым попросту всё в жизни мешает заниматься любимым делом. И, наконец, есть те, которым все помогает. Поэтому ваш вопрос, он про то, как устроено сознание человека: если оно настроено на получение навыков, работу вдолгую и готовность признавать свои увлечения неслучайными — любой опыт будет полезен. Это скорее вопрос о разнице между зрелым и незрелым человеком. Человек может долго зреть, это его право. Но в конечном счёте, всё начинается, когда он начинает суммировать и накапливать опыт. А пока ему кажется, что пять лет назад он выбрал профессию неудачно, а сейчас сделает правильный выбор, и там не будет проблем — это самообман. Так не бывает. Будут одни и те же проблемы, куда бы ты не пошёл, вопрос в том, чтобы принимать их и брать за них ответственность.
— Если человек ещё не созрел и не определился, нужен перерыв — так называемый, gap year. Как вы к такому относитесь?
Я считаю, что такая опция должна быть. Человек может быть готов к университету, а может быть не готов. Если нет, он должен иметь возможность взять перерыв. Сама система образования — это такая бесконечная гонка, что можно только мечтать о легальном перерыве. Разбираться надо не с этим свободным годом, а с тем, как сформировалась неразрывная цепочка «школа-вуз-работа». Важное уточнение, что возможность взять перерыв есть только у девочек, потому что мальчиков поджимает армия. Они стремятся поступать в университет во многом только из-за армии. Перед глазами много примеров, когда человек явно не понимал, что ему надо, и было очевидно, что год армии оказал бы гораздо большую пользу.
— Если бы ваш старший сын Михаил сказал, что хочет взять gap year, вы бы не переживали как родитель, что он теряет время?
Это не единственный вопрос, который надо обсуждать с родителями. Сейчас это автоматом бы означало срочную службу сразу после школы. Если это осознанный выбор — хорошо. Но каким образом можно просидеть год дома, не попав в армию? Прячась? Я не поддерживаю это. У меня ребёнок получил аттестат, и на следующий день ему уже позвонили и попросили принести копию в военкомат.
— Высшее образование — это про фундаментальность и академичность. Всем ли это нужно?
Думаю, здесь каждый должен слушать самого себя. Для меня фундаментальное образование имеет непосредственное практическое значение. Я, например, склонен к аналитической исследовательской деятельности, и в силу этого фундаментальное образование необходимо как одна из идеальных методик деятельности. Иногда, если посмотреть на то, как сложился рынок, тебе кажется, что ты получаешь образование потенциального безработного, поэтому в современном мире все должны уметь находить применение знанию, нужно уметь быть предпринимателями: знать как устроен проект, из чего он состоит, как управлять проектом. И если человек в этом хорош, но на рынке нет ниш для его компетенций, он может для себя создать проект, который бы отвечал его запросам. Например, «Эксперт ЮГ». То, как он сегодня выглядит, — это наше произведение искусства, его модель сильно отличается от федерального «Эксперта»
— Получается, нужно уметь применять любое фундаментальное знание в реальном мире?
Однозначно. Многое из того, что я делаю сейчас основывается на моём опыте научной деятельности. Мои диссертации были, если не погружаться в специфику, про структуру высказывания и его разные типы. Художественное произведение — это высказывание в его самых сложных формах. Я его проанализировал очень глубоко, знаю, как оно строится, на каких уровнях реализуется. А чем я теперь занимаюсь? Поэтическим медиа, разными типами высказываний. Любое академичное знание можно переложить на практику.
Иногда, если посмотреть на то, как сложился рынок, тебе кажется, что ты получаешь образование потенциального безработного…
— Может ли университетская среда негативно повлиять на личность?
Негативное влияние — это стагнация в зоне комфорта. Если во время учёбы не создавать связи с внешним миром, можно попасть в стрессовые ситуации в связи с тем, что колея — удобная учебная среда — закончилась, а что делать дальше — непонятно. Нормальная университетская среда должна готовить человека к внешнему миру, чтобы облегчить ему следующий шаг. Поэтому важно налаживать сотрудничество университета с работодателями, чтобы человек на этапе обучения уже имел ряд зацепок во внешней среде и мог в ней ориентироваться. Негативная среда выпускает неготового к реальности студента. Встреча с потенциально травмоопасной реальностью должна происходить постепенно.
— Есть убеждение, что для некоторых профессий вуз не нужен. Например, Познер не раз говорил о бесполезности журфаков: «Учить журналистике, как и учить писательству невозможно». Как вы считаете, есть профессии, для которых не нужно высшее образование?
Как человек, который не получал высшее образование по журналистике, я не готов приговаривать это направление. Я думаю, что есть виды образования, которые в первую очередь не про фундаментальное знание, а про методики, про рефлексию того, что работает, а что не работает. У журналистики как образования, мне кажется, большой потенциал обновления. Есть такая вещь как коммуникации, публичная сфера, медиа. И СМИ — это всего лишь одна из составляющих медиа. В сфере коммуникации, как в подразделе философии XX века, много своей теории, это отдельная предметная область. И она шире, чем журналистика. Когда человек, которого учили только журналистике, попадает в сферу медиакоммуникаций, он может чувствовать себя беззащитным. Его нужно вооружать по всем фронтам, чтобы он мог создать новое медиа, знал, как управлять им и как его развивать. Нужно выпускать управленцев в сфере медиакоммуникаций, и при этом держать баланс с ремесленными задачами. В основе ядра журналистики лежит умение рассказать историю, доступно и с погружением — это и есть ремесленная часть, а всё остальное это про создание и управление каналами, через которые история будет транслироваться. Мы не можем заниматься только журналистикой, но на её базе можем многое построить.
О личном опыте
— Вы закончили филфак РГУ, но с 2001 года работаете в сфере медиа. Как это получилось?
Я филологию выбирал, потому что считал себя литератором, и уже пришёл туда, как человек пишущий. В какой-то момент стал думать, где вообще можно применить мои навыки письма — и ушёл в журналистику. На первом месте работы, на радио «Эхо Ростова», нужно было писать новости, чтобы у ведущего было что читать. Я пришёл и увидел, что никто не берётся за экономический сегмент ввиду его сложности, и подумал: класс, это и будет моя ниша.
— Это интерес или вызов?
Ну, какой интерес может вызывать у здорового человека содержание газет! Просто я был тогда на стадии, когда пришло осознание, что для заработка денег когда-то надо начинать использовать голову. Пришёл в редакцию, впервые прочитал газету, посмотрел, как живёт общество, что важно людям, попытался подхватить сюжеты, развить их. Это закрутилось очень быстро, я перешёл в пишущую журналистику, и оказалось, что эта методика применима везде.
— Какие из филологических компетенций оказались применимы к журналистике?
Навыки письма и глубокое знание русского языка. Я уверен, что умение изысканно изъясняться помогло мне в журналистике и поможет в любой другой сфере. Это следствие именно фундаментального образования. Ещё, конечно, научная деятельность, как я уже отмечал.
— С 2007 по 2019 год вы преподавали в ЮФУ. Как вы стали преподавателем, и почему разошлись пути с университетом?
В 2007 я закончил аспирантуру и начал преподавать. Надо было отдать долг университету — он меня научил, вскормил. На тот момент я преподавал хорошие литературные предметы и спецкурсы. У меня был спецкурс по Бродскому, спецкурс по современной поэзии. А потом филологических дисциплин становилось всё меньше, а журналистских всё больше. Стало казаться, что работа движется не по желаемой траектории. В 2019 году я уходил, потому что серьёзно перенапрягся. Я в тот момент подумал, что ещё молод для того, чтобы попытаться сконцентрироваться на развитии собственных проектов. Тогда, собственно, и появился сайт Prosodia, в этот период я написал книгу.
— Вы считаете себя хорошим преподавателем?
Должен сказать, не очень люблю преподавать. Есть чёткое разделение на преподов и практиков. Я практик, меня жутко расстраивают троечники, но никуда нельзя деться от людей, которые сидят с пустыми глазами, а потому будут выпрашивать «удовлетворительно». Я не могу ничего дать тем, кто приходит отсидеть положенное время, но тем, кто хочет разобраться в предмете, я могу дать довольно много. А у препода другое устройство: он вещает, немного развлекает — и не переживает по поводу троечника.
— Во время преподавания вы замечали, как меняются студенты из поколения в поколение?
Мне кажется, в потоках студентов был провал. Когда в университете был низкий проходной балл, сложилось ощущение, что приходили люди такого уровня, при котором большая часть обучения в университете представляла собой ликвидацию пробелов школьного образования. Когда человек на четвёртом курсе впервые в жизни читал «Один день Ивана Денисовича» — это очень грустно. Потом уровень стал выше гораздо, повысился вступительный балл. Стали приходить значительно более интеллектуальные дети, в какой-то момент сложилось впечатление, что пришло новое поколение. Возможно, это было не поколение новое, а результат системной работы по отбору тех, кто нужен университету. Но дети стали более сильными и любопытными — это факт. Мне кажется, сейчас студенты гораздо более открыты к новым темам. Поэтому я и считаю, что Prosodia не могла бы появиться в нулевых: только в середине 2010-х годов стали появляться сообщества по интересам, люди стали отходить от безумной прагматики, характерной для предыдущих поколений. Они стали думать, чем они вообще увлекаются, что любят и чем хотят заниматься вне зависимости от того, приносит ли это доход. Для студентов творчество вышло из зоны маргинальности, оно стало плюсом к их общей картине личности.
— То есть, утверждение, что студенты в массе своей утратили тягу к знаниям неверно?
Я не особо разбираюсь в поколенческих вопросах, но точно могу сказать, что студенты — это аудитория, а аудиторию надо изучать. В своих медиа мы ежегодно проводим опросы читателей и фиксируем, что они читают, чего от нас ожидают. И, по идее, детальные опросы студентов могут дать глубокое понимание: кто пришёл, как меняется их образ, мотивация, как они эволюционируют. Университет должен быть вооружен качественной социологией, чтобы более точно предлагать программы, виды досуга и работодателей. Я совершенно не доверяю непроверенным данным и каким-то разовым ощущениям: встретил неприятного человека — и вот тебе уже кажется, что всё поколение гнилое. Мне очевидно, что везде есть люди, которые по-хорошему удивляют. Поэтому я не склонен говорить, что наша молодёжь безнадёжна.
Я не могу ничего дать тем, кто приходит отсидеть положенное время, но тем, кто хочет разобраться в предмете, я могу дать довольно много.
— Что вы посоветуете студенту,который поступил не на ту специальность и не может отчислиться из-за давления родителей?
Что значит, не может отчислиться? Студент — это уже половозрелый человек, он обязан сам принимать решения.
— А как же финансовая зависимость?
Рано или поздно эту проблему надо будет решать. Конечно, не конфликтами и не в лоб, но надо будет. Большая часть проблем в этой сфере связана с тем, что студент уверен, что он ещё ребенок, а родители — что они могут имеют право что-то решать в его жизни. Это не так: родители в любой момент могут быть посланы. Я, например, не жил с родителями с момента, как закончил школу, потому что понимал — ответственность за моё будущее на мне. Возможность изменить ситуацию всегда есть, особенно сейчас. Несложно разобраться, как перевестись в другой вуз, как получить место в общежитии, или, если у тебя есть руки и ноги, устроиться курьером и носить пиццу по клиентам. Родители могут только слушать и давать советы, но всё остальное тебе придётся делать самому. То, что я сейчас говорю, может и вдохновлять, и подавлять, но таков процесс выхода человека во внешнюю среду. Он всегда стрессовый, и миновать этого этапа невозможно.
Я считаю, если человек пришёл к выводу, что он убивает жизнь на чуждую ему сферу, нужно постараться донести это до родителей. Безусловно, проблема в том, что родители часто не хотят слышать детей, но, если они проигнорируют аргументы ребенка, они получат гораздо больше неприятностей. Потому что ситуация рано или поздно рванёт, и в конечном счёте ребёнок, к примеру, не придёт получать диплом, потому что он ему не нужен, и тогда точно пять лет будут выброшены в никуда. Надо решать проблему, пока она контролируема. Родители должны ценить, что им доверились, рассказали о проблеме, что их ребенок оставляет им возможность помочь.
Беседовала: Дарья Кацюба
Фото: Алёна Бессарабова, личный архив героя
22.07.2022
